УРОКИ СТАРОСЛАВЯНСКОГО
Мария Трифоновна Фирсова (Гринкина) родилась в старообрядческой семье 7 апреля 1932 года в городе Муствеэ. Ее матушка (такое обращение к родителям – матушка и батюшка – было принято в семьях того времени) Антонина Никифоровна Гринкина (в девичестве Ратман) родом из Красных Гор (Калласте), где её предки поселились приблизительно в 17-м веке. Мужчины семьи Ратман были знаменитыми сапожниками, шившими сапоги для рыбаков. Предки Марии Трифоновны по отцовской линии — Гринкины — из Муствеэ, строители, рыбаки.
С 1940 по 1951 г. Мария была ученицей Муствеэской 2-й средней школы. С 1951 по 1953 годы училась в Таллиннском учительском институте на отделении русского языка и литературы для эстонских школ. После учительского института была направлена в среднюю школу города Тюри, где работала до 1954 года. В том же 1954 году поступила на работу в семилетнюю школу в Лехтсе.
С 1957 по 1999 год работала преподавателем русского языка и литературы в Муствеэской 2-й средней школе. В 1969 году поступила в Таллиннский педагогический институт им. Э. Вильде на отделение педагогики и методики начального обучения. В 1971 году перешла (а точнее поступила заново) на первый курс того же вуза, но уже по специальности «русский язык и литература для русских школ». Этому предмету Мария Трифоновна посвятила всю свою жизнь, обучая грамоте и русской культуре причудских детей.
Мария Трифоновна всегда совмещала учёбу, преподавание и общественную работу: 15 лет она возглавляла Комитет Общества Красного Креста (КОКК), редактировала стенгазету «Санитар», которая на всесоюзном конкурсе заняла 1-е место; руководила школьным движением доноров крови. А в свободное время пела в женском ансамбле при Муствеэском городском доме культуры, занималась в драмкружке и сама не раз была в роли режиссера и сценариста, поставила с учениками множество инсценировок, таких, как «Хатынь», «Хлеб – всему голова», «Приём первых гимназистов 1993 года».
Все свои долгие годы учительства Мария Трифоновна Фирсова была в гуще культурной и общественной жизни школы и города: то на сцене, то за кулисами, помогая ученикам. И только на праздновании 150-летия Муствеэской 2-средней школы она впервые отдыхала в роли … зрителя. Слова благодарности ей и ее коллегам звучали от ее учеников, выпускников разных лет.
Особое место в сердце Марии Трифоновны Фирсовой занимает ее детище – Субботняя гимназия, существовавшая в Муствеэской русской школе с 1993 по 1999 годы и затем ставшая частью учебной программы. Тематика уроков о духовности и вере обрела свое новое звучание в ее сегодняшнем – скромном и неприметном со стороны педагогическом сподвижничестве – сохранении старообрядчества, обучению клирошанок Муствеэского храма. Её заботливыми руками собраны ценнейшие фото- и текстовые материалы по истории староверия в Муствеэ, воспоминания очевидцев, рассказы прихожан…
Вот так, коротко, в сжатой форме можно представить жизнь одного из самых активных и деятельных людей, Почётного гражданина города Муствеэ — Марии Трифоновны Фирсовой. Однако за этими сухими строчками — большая, трудная жизнь, воспоминания, думы о прошлом и о будущем. Мне, как одному из бывших учеников Марии Трифоновны, посчастливилось не только получить от неё творческий запал в школьные годы, но и, спустя много лет, снова оказаться её учеником на уроках старославянского, церковнославянского языка.
У любого явления, как и у широкой реки, есть свои истоки. У каждого рода есть свои корни, уходящие в глубь истории. Мария Трифоновна за долгие годы собрала материалы о многих своих родственниках в альбомах. Открывая её заветные тетради, читая письма и глядя на фотографии, ты словно погружаешься в поразительную картину живой истории, недавнего, казалось бы, прошлого.
Отсчет рода Гринкиных (по линии отца) она проследила от рождения деда — Афанасия Васильевича Гринкина (1862-1934 г.), который был женат на Феодосии Абрамовне Улексиной. Сохранилась фотография, где дед стоит в группе солдат — участников Русско-Японской войны (1904-1905 г.). После окончания войны царское правительство не только награждало своих солдат железными крестами, но и наделяло земельными участками и лесными угодьями, что было немаловажно для содержания семей. Вот такой надел и получил Афанасий Гринкин где-то в районе известной в Муствеэ Каменной горы — участок в глухом лесу, поросшем кустарником и обильно усыпанном гранитными валунами — ровесниками ледникового периода… Мария Трифоновна с восхищением рассказывает об этом прежде всего потому, что её дед буквально своими руками выкорчевал все кусты, расчистил покос, из брёвен построил пуню (избушку для сена), а все камни перенёс на берег озера, на Псковскую улицу, где тогда был дедовский дом. Камни много лет служили защитой от весеннего льда, а образ деда-богарыря всегда стоял перед Марией: упорство и труд всё перетрут — стало её принципом.
У деда было шесть детей, и младшего, Трифона, всю жизнь звали «японцем». Мария долго не понимала, почему её отца все называли «японцем». Потом узнала, что отец её родился после возвращения деда с японской войны и был послевоенным первенцем, «японцем».
Дедовский дом на берегу Чудского озера Мария Трифоновна помнит в малейших деталях: добротная русская печка, просторная кухня и «светлая» комната, куда попадали лучи дневного и закатного солнца. Там, в светлой комнате, в двух углах сияли в киотах светлые лики Казанской Божьей Матери и Николая Чудотворца. А между ними, в простенке, висели два больших ярких портрета Императора Николая II и Императрицы Александры Фёдоровны. Когда в их доме были расквартированы русские солдаты, они были под впечатлением от картин и приводили других посмотреть на изображения мученически погибшей царской четы.
Дом был поделен на две части между семьями братьев, а русская печка была одна. Над печкой в стене было сделано специальное отверстие, через которое общались дети, а женщины обменивались угощениями. «Щи варит тётя Ганя — подаёт нам через это окошко, у нас пироги — передаём туда», — вспоминает Мария Трифоновна. Так мирно жили две семьи того времени. Двоюродные сёстры дружили потом всю жизнь, где бы кто ни был… «Дед умел делать все, — говорит Мария Трифоновна. — Зимой на лошади увозил луб на озеро и там оставался ловить рыбу. Весной и летом перепродавал посуду, хорошую, бьющуюся, не ту что сейчас из пластмассы делают. — Торговали на Ладоге. Там был даже свой торговый представитель от семьи. Торговали поросятами. В то время это было доходным делом, и занимались этим трудолюбивые люди, которые вели хозяйства».
Дедовский дом сгорел во время Второй мировой войны вместе с половиной Псковской улицы при налёте немецкого бомбардировщика. Эта картина тоже навсегда врезалась, словно осколок той бомбы, в память Марии: жаркий летний день, безветрие и черно-красные столбы огня с воем поднимаются в небо, скручиваясь в адскую искрящуюся спираль. От их родового дома удалось спасти лишь две фроловские иконы да мешок сухарей…
Ярким впечатлением из детства Марии всплывает образ первой учительницы — Титовой Елизаветы Максимовны. Она была доброй матушкой детям, с улыбкой и лаской подходила ко всем. Вот они на фотоснимке, все её одноклассники: Улексин Ваня, Неверовский, Евдокимов, Топкин, Лёша Гринкин, Олег Колпаков, Вася Ершов, Олег Бородин, Олег Горушкин, Павла Мигачёва, Трофим Каношин, Кутузов, Валя Пучкова, Соколова, Колпакова Нюша, Катя Пушкина, Елена Болтова — вместе учились во вторую смену со 2 по 4 класс, многие доучились до 11 класса. С каждым из них связана какая-нибудь школьная история. Например, её школьная подруга Елена Болтова осталась без родителей — в их дом попала бомба.
Мария Трифоновна, став педагогом, много лет преподавала русский язык эстонским детям, литературу и русский язык в русской школе, основы духовной культуры в Субботней гимназии. Когда-то она мечтала окружить себя спокойствием и заниматься с малыми детками. Но спокойствия не получилось, и расслабляться было некогда. Она поняла, что сидеть и плавно двигать рукой у неё не получится, характер не тот, нрав не тот, энергии было много. Методика у нее была общая для всех: тщательная подготовка к каждому уроку, каждая тема должна дойти до каждого ученика. Из года в год десятилетиями было требование к себе самой: готовиться самой и готовить детей. Причем в ее характере — чтобы все было безупречно и на высоком уровне. И еще: записывала все правила, как для себя — схемы, стрелки. Настолько ясной была её наука, что эти схемы легко и надолго запоминались.
Я увидел знакомые учительские «шпаргалки» — стрелки, сноски, выделения шрифтами, сделанные от руки, — когда стал ходить к ней на занятия по изучению церковнославянской грамоты. Нехитрые, но точные указатели, выделенные красным и синим. Благодаря этим схемам, легко усваивался материал, как когда-то в школе: аз, буки, веди, глагол…
К сожалению, учиться старославянскому, церковному языку сейчас всё меньше желающих. Понятно, что любое знание даётся нелегко, и не всем по силам постичь тонкости и правила языка, что родного, что иностранного и уж тем более старого, славянского. Но во все времена учились. Почему же сейчас такая апатия у молодых людей к тому, что составляет основу жизни — родному языку, почему отдаётся предпочтение иным языкам? Безграмотность в век прогресса выглядит порой дико: молодые люди общаются между собой с помощью рожиц-«смайликов», коверкают речь сокращениями и выдуманными словами-неологизмами или изъясняются на жаргоне. Так легче, не надо напрягаться, учить правила языка, обороты речи, исключения, произношение. Интернет и телефоны выхолостили души молодых людей, не оставив в них места вере в Бога. Сейчас можно только удивляться, как наши предки овладевали столь сложной наукой унисонного пения по крюкам, читали книги на старославянском языке, произнося каждую букву чисто, так, как и положено ей произноситься.
Мария Трифоновна остро воспринимает тот факт, что учиться церковнославянскому языку, без которого не сотворишь молитву в староверческой церкви, люди не хотят. Она переживает за то, что через несколько лет не останется в общине людей грамотных, способных кого-то обучить чтению и пению. Сложность старославянского языка — это не объяснение. Причина церковной безграмотности и отхода староверов от веры своих предков кроется в прежде всего в самих людях, живущих в нынешнем обществе. Парадоксально то, что в наше время, когда нет запретов на религию, когда староверов поддерживают едва ли не на государственном уровне, у людей окончательно пропадает охота идти в церковь и уж тем более учиться.
— Церковной грамоте молодых не учат, а пожилым это уже не постижимо, — говорит Мария Трифоновна. — Эта грамота и при советской власти не преподавалась. Но мама меня еще в детстве научила: «Начал» читать, «Отче наш» наизусть. И этого уже у меня никто не мог отнять. Шла я с молитвой через все трудные этапы жизни…
Мария Трифоновна подготовила семь новых клирошанок. Не много. Но и эта малая толика спасает общину от угасания. Скромными стараниями бывших наставников в храме есть, кому читать, петь. Но без обучения молодых и взрослых староверов всё может прийти в упадок. Мария Трифоновна напомнила, что учёба продолжалась даже в тяжелые годы войны и в другие сложные периоды истории. А сейчас всё больше разговоров о культуре староверов. А в чем она? Не в придуманных же кем-то «сказках». Самое ценное в живой староверческой культуре — это чтение и пение — древнее, красивое, грамотное, доносящее молитву от сердец человеческих до Бога.
Старославянский когда-то был языком основным, разговорным. Сейчас он сохранился лишь в книгах, в которых мало кто здесь что-то понимает. Не удивительно: сами русские в своей нынешней речи уже путаются, слова свои забывают…
И вспоминается тёмный лес на Каменной горке, усыпанный камнями, поросший кустарником, и дед Афанасий, таскающий камни. Точно так же, наверное, кому-то суждено выкорчевывать церковную безграмотность причудских староверов, сеять семена духовные и заново учить детей и взрослых языку своих предков.
Фёдор Маспанов
На снимках: М. Т. Фирсова с учениками в Муствеэском старообрядческом храме.
Фото автора
